Форум » Конкурс 2019 "Library stories (Библиотечные истории)" » Рассказ №1 Акутагава и Гоголь » Ответить

Рассказ №1 Акутагава и Гоголь

Граф О'ман: Рассказ №1 Акутагава и Гоголь Брат Сашка лежал на кровати и с увлечением читал новую книгу в блестящей суперобложке. Григорий, стараясь не шуметь, присел у него в ногах. Они с братом виделись нечасто, с тех пор, как того призвали в армию и он остался жить и работать на своих Дальних островах. Зная увлечения Сашки, Григорий спросил его, хороша ли эта партия книг, так как его старший брат всегда по приезду в родной город покупал печатные новинки в торговых центрах. – Да пишут тут понемногу разное, фантастическое, – прозвучал ответ. – А всё ж ерунду сейчас пишут в 21 веке современные фантасты, раньше у классиков-фантастов больше было смысла в их произведениях. Сейчас так, какие-то развлечения, – резюмировал Григорий. – Да в одном из таких романов однажды насчитал, как минимум, четверых авторов. Пишут на продажу, всё равно, что в голову пустую солому кладут. – Ну, что мне классики, тут читай да читай. Голова от забот отдыхает, – парировал Сашка. – Так-то оно так, но классики предсказывали развитие общества, и много уже сбылось. Вот у Брэдбери в романе «451 градус по Фаренгейту» написано о том, как пожарные превратились в пожарников: «… почему книги вызывают такую ненависть, почему их так боятся? Они показывают нам поры на лице жизни. Тем, кто ищет только покоя, хотелось бы видеть перед собою восковые лица, без пор и волос, без выражения… Кто не созидает, тот должен разрушать… Психология малолетних преступников», – процитировал Григорий из толстой зелёной книги, которую он обрёл по буккроссингу в библиотеке по месту своего жительства. – Так же Рэй Брэдбери предсказал вытеснение книг глянцевыми журналами и духовное обнищание общества, порождённое снижением уровня образования. «А ты давай-давай-давай, газеточки почитывай, а ты давай-давай-давай меня перевоспитывай», – процитировал в свою очередь Сашка песенку хулигана из старой постановки Театра кукол Образцова, которую они видели по телевизору в далёком в их с Гришей детстве. Прошло несколько времени, и в Большом Городе, где жил Григорий, открылась Выставка художников Сибири. И он туда пошёл. В просторных залах расположились экспозиции различных направлений: картины, скульптуры, вышивки, прочие поделки – одиночные и групповые, миниатюры и абстракционистские. И, проходя по одному из залов, где-то уже на втором часу осмотра его внимание привлекло большое полотно. На нём был изображён мужчина азиатской внешности и с папироской во рту, что-то пишущий, сидя за столом, в окружении каких-то фигурок, большей частью людских. Все эти фигурки напоминали японцев. Тем более, каждая из них была подписана: «Самурай», «Жена самурая», «Гейша», «О-Тоси»... Все надписи дублировались иероглифами. Стало понятно, что это творческий человек в окружении персонажей. На сопроводительной авторской табличке пояснялось, что здесь изображён Акутагава Рюноскэ. Автор привёз свою картину из Улан-Удэ. Было в этой картине что-то необычное, завораживающее, притягивающее внимание. Будто картина говорила: «Не торопись, рассмотри меня, раскрой мою тайну». Вернувшись домой, Григорий зашёл в интернет и прочитал про Акутагаву. Заинтересовавшись творчеством этого японского писателя, сходил в библиотеку, попросил его книгу. Получив на руки небольшую книжицу, в которой было порядка тридцати новелл, прочёл её за два дня. Читая эту книжку карманного формата, Григорий стал задумчив. Он снова поехал на Выставку, взяв с собою фотоаппарат, так как там не запрещалось им пользоваться. Подойдя к картине, он принялся фотографировать: общий план, и деталировку по квадратам. Потом, немного постояв у полотна, двинулся далее по залу. Пройдя несколько шагов, Григорий сделал открытие: на него смотрел Гоголь, в окружении персонажей своих произведений. Но без подписей под ними. Автор картины был тот же. Никакой мистики не виделось: картины были одинакового формата, поэтому висели примерно в пяти метрах друг напротив друга на торцевых стенках. Манера письма одинакова. Только там, где Гоголь, всё было исполнено в холодных, голубых тонах. Видимо, так положено: ведьмы и русалки появлялись ночью при луне. А на картине с Акутагавой было наоборот: яркая цветовая гамма от красного до жёлтого. Григорий ни минуты не сомневался, что это означает только одно: противостояние энергий Инь и Ян. Он уже четверть века интересовался этой темой, поэтому сразу понял, что попал сюда неспроста. Зная, что наиболее полное собрание сочинений Акутагавы есть в Центральной Библиотеке города, Григорий на другой день поехал туда. Поднимаясь в читальный зал, в одном из холлов увидел портрет Н.В. Гоголя. Он был изображён тоже в холодных и тёмных тонах. Переданная художником пластика рук и тела, и, в особенности, выражение лица писателя создавали впечатление, что Гоголь желает выскочить из рамы, схватить зазевавшегося читателя своими сильными изострёнными пальцами. – Однако ж, – подумал Григорий, – и здесь знамение, значит, мне сюда. – Григорий Иванович, вы узнали, что значат надписи на листьях осины? – окликнул его приветливый женский голос, когда он вошёл в читальный зал. – Вот-вот, уже и не помните, хотя и прошло лет пять, – продолжала миловидная библиотекарь, неуловимо напоминавшая ему кого-то. – Вы тогда работали на Старом Заводе, а я в его опорной библиотеке. И всегда заходили к нам, особенно в дни просмотра новой литературы. И рассказывали, что в долине Кубес, это в Рудных Горах, встречались осины, на листьях которых постоянно были какие-то знаки или символы, напоминающие неизвестные буквы. – Лия Алексеевна, это Вы! – воскликнул Григорий, – а я и не узнал. Забегался, замотался, да и время прошло. Как же, Вы ещё рассказывали, как в тех краях люди от мошки спасались соцветиями пижмы. Я действительно коллекционировал те рисунки с осин, затем отдал их приятелю, чтобы он обработал их на ЭВМ. Вроде и стала проявляться какая-то зависимость, но настали Новые Времена, и уже стало не до того. Григорий Иванович запросил толстый том Акутагавы Рюноскэ из Библиотеки всемирной литературы и уселся у окна. Открыл оглавление, рассеянно просмотрел его. Затем принялся за чтение, которое продолжалось до самого закрытия библиотеки. Так прошло три дня. На четвёртый день Лия Алексеевна сама спросила, как, мол, дело продвигается? – Знаете, загадок множится с каждым днём. – Что за загадки? – Да впечатление такое, чем дальше углубляюсь в чтение, тем больше вязну, как в болоте. – ??? – В том плане, что систематизацией здесь не обойтись. То есть рациональное уступает иррациональному. Это как во сне: противоречащее земным законам воспринимается как естественное. – Может, исходя из этой посылки, и попробовать найти искомое? – Похоже, что так. Например, в новелле «В стране водяных» описывается опыт пребывания Автора в стране водяных-капп. Вернее, это сатирическая утопия, но что-то в этом есть: например, Акутагава освоил язык капп. – Ну и что? Восточным людям свойственно образное мышление и изложение текста соответствующим образом. – Верно, но тут есть странные совпадения. Например, портрет Гоголя в холле вашей библиотеки как раз и напоминает каппу. Нос как клюв, перепончатые развитые кисти рук, серый цвет кожи. – Ну и что, мало ли каких портретных совпадений бывает? А язык не то что водяных, но и птиц и зверей народные целители у нас в Рудных Горах всегда знали. Сейчас, правда, таких людей почти нет. А раньше жили в согласии с Природой. – Да, случаи общения с дикими животными известны. В старое время один человек помог волчонку, который запутался в согре, в ветвях зарослей, и чуть было не погиб. На место несчастья спасителя привела волчица, которая вышла к нему с немой просьбой. При этом жалобно поскуливала и неотрывно смотрела в глаза человеку. За такое доброе дело у этого крестьянина долгое время с подворья не пропала ни одна курочка, и все овцы были целы. И коров отпускал пастись в тайгу без присмотра. Когда умер, то из леса три дня раздавался жалобный вой – так его оплакивали звери. – Ну вот, может, где-то здесь ключ к тайне. Да, Григорий Иванович, я выполнила Вашу просьбу – пришёл ответ от знакомого востоковеда. Он пояснил, что на картине Акутагава держит кисть не так, как каллиграфы при начертании иероглифов. А сами иероглифы на листах бумаги разрозненные, их можно понимать и двояко, и трояко. Может, заметили что-то необычное в самой компоновке книги? Всё равно должна быть какая-то система. Взгляд Григория упал на первую страницу книжного тома. – Да! – воскликнул он. – Как же я не понял! И этот том, и маленькая книжка начинаются с одного и того же рассказа: «Ворота Расёман»! И сюжет здесь напоминает что-то из Достоевского! – А что именно? – Вечный вопрос: «Тварь я дрожащая или право имею?» – ??? – Видите, здесь есть разница: Родион Раскольников своим топорным поступком хотел помочь себе, своей семье, обществу. А здесь оставшийся без работы слуга тоже ограбил старуху, сорвав с неё кимоно, но убивать не стал. Но здесь, в отличие от Раскольникова, слуга «сам подумывал сделаться вором». Да, и некоторые исследователи литературного наследия Акутагавы считают, что на него большое впечатление произвели произведения Гоголя, Толстого, Достоевского, Чехова, и потому, он, мол, и стал писателем. Но это не так. – Конечно, Акутагава читал не только русских классиков, но и европейских и американских. Вообще, он был самодостаточным, разносторонне развитым человеком. – Да, Лия Алексеевна, согласен с Вами. Но мыслится, что ответ нужно поискать у русских классиков, возможно, они что-нибудь подскажут. Григорий окинул взглядом читальный зал. Солнце уже ушло за стену библиотеки, предвещая наступающий вечер, а значит, пора собираться домой. Вдруг в его кармане зазвонил мобильник, который он недавно включил в сеть, так как читатели уже разошлись и нежданный звонок уже не мог кого-либо потревожить. Это звонил его брат Сашка. – Ну, куда ты там делся? Не могу дозвониться, – возмущался Сашка – словно провалился на острова Антиподов! – Да вот, засиделся в библиотеке, зачитался. Тема весьма сложная. – Ну да, известны твои изыскания… Братья поговорили о своих насущных делах. Григорий напоследок спросил: «Что ты говорил там про антиподов?» – Да, Гриня, ходили мы к ним, к островам Антиподов, когда служил на океаническом флоте, вот и запомнились. Там, если смотреть на глобусе, люди по отношению к северному полушарию Земли ходят вниз головой. – Вот-вот, большое спасибо тебе, – поблагодарил Григорий брата, – ты навёл меня на светлую мысль. Ещё немного поговорив, братья попрощались. – Кажется, определилось направление поиска, – обратился Григорий к Лии Алексеевне. – ??? – Антиподы, вот ключевое слово! Герои Акутагавы и Достоевского – антиподы! Хотя Раскольников и слуга из рассказа Акутагавы совершили грабежи каждый по-своему, но безработный самурай, имея при себе оружие, не поднял меч на жертву своего преступления, а Раскольников совершил задуманное до конца. Даже более того: убил ещё и невольную свидетельницу, сестру старухи-процентщицы. – Так-так, интересно! – Гоголь с Акутагавой тоже антиподы! И Гоголь и Акутагава жили в депресии. Но Гоголь тихо угасал, уйдя из жизни как сомнамбула, а Акутагава проявил себя как человек действия: он решительно выпил флакончик веронала, что ему хватило уснуть навеки. И, в отличие от Гоголя, Акутагава Ренюскэ описывал состояние своей души более конкретно, например, в последних своих произведениях: «Зубчатые колёса» и «Жизнь идиота». А у Гоголя состояние его души разлито по его же произведениям, где побольше, а где и почти совсем незаметно. На картинах и Акутагава, и Гоголь в руках держат свои орудия письма: у одного каллиграфическая кисточка, у другого гусиное перо. Николай Васильевич изображён весьма символично, в овале. То ли это зерцало его жизни, то ли он как бы замкнут в своём жизненном пространстве. А Рюноскэ наоборот, свободен, даже курит папиросу, размышляя над очередным рассказом. Но за его плечами, над головой расположен сюжет «Ворота Расёмон». Видимо, это может означать следующее: каждый человек должен пройти свои Врата Расёмон и решить, кто он и для чего живёт на этой земле. Эти два писателя в паре представляют собою наглядный пример закона единства и борьбы противоположностей! – О, Григорий Иванович, да Вы философ, искатель Истины и Тайны! Должно быть, и диссертацию готовите к защите? – Что Вы, Лия Алексеевна, философами не рождаются, ими становятся! Но зато теперь знаю, с чего продолжить расшифровку этих загадок. – И с чего же? Ой, пора закрываться и сдавать помещение на сигнализацию! – Сначала посмотрю на небо, а там решу. Придя домой, Григорий занялся домашними делами и одновременно осмысливал события недавних дней. – Итак, – рассуждал он, – имеется противостояние двух писателей, которые являются по отношению один к другому антиподами. Даже по картинным полотнам это становится понятно. Хотя, в прочем, перед Гоголем на картине стоит свеча, значит, он работает ночью, похоже, что писатель «сова». Акутагава, напротив – «жаворонок», на полотне изображено взошедшее солнце, а у Гоголя нет ни луны, ни месяца! Видимо, чёрт украл. Стоп! Как же я забыл про небо? Нужно посмотреть именно сейчас на небо, как там ночное светило. Узенький серп стареющего месяца говорил о том, что уже идут дни Гекаты, или же Чёрной Луны. – Вот оно как, – помыслил Григорий, – чуть не упустил, скоро будет новолуние! А в новолуние всегда выходит всякая нежить. В полнолуние же, наоборот, выходят на арену оборотни и прочие вервольфы. Откуда-то вспомнилось: «Солнце встаёт, тепло несёт, солнце уходит, холод приходит. Солнце – Ян, Луна – Инь. Солнечное дыхание и лунное дыхание». Затем он сверил свои наблюдения с интернетом: новолуние должно случиться в следующую ночь. Ему стало понятно, что нужно незамедлительно действовать. Как именно, обдумывал недолго, ибо уже глубоко погрузился в свою тему. На следующий день, подобрав необходимые слесарные инструменты небольших размеров, одевшись неприметней, выждав время, Григорий отправился на Выставку. Придя примерно часа за два до закрытия, стал потихоньку обходить залы, изредка посматривая по сторонам, не привлёк ли он чьего-либо внимания. Но всё было тихо и спокойно. Подойдя в пролёт, где размещались интересующие его полотна, остановился ровно посередине, стараясь попасть в фокус между Акутагавой и Гоголем. Постоял, прислушался. Вроде бы ничего такого особенного в ощущениях не было. Постояв немного, Григорий вдруг почувствовал покалывание в кончиках пальцев рук, затем по телу пошли какие-то вибрации. Но это чувствовалось слабо. Решив, что место выбрано правильно, смекнул, что для большего эффекта в восприятии сигналов лучше было бы подняться на небольшое возвышение. Например, на табурет, чтобы его голова находилась на уровне голов писателей. Оглядевшись, он увидел неподалёку небольшой пуфик, предназначенный для отдыха посетителей. Взглянув на часы, понял, что пора действовать – до закрытия оставалось чуть меньше часа. Стараясь не выделяться из немногих посетителей, улучив момент, прошёл в туалет. Побывав здесь в прошлые посещения, быстро сориентировался на месте: заглянул в мужское отделение, и, убедившись, что там никого нет, приступил к решительным действиям. Достал свои инструменты, которыми он пользовался, работая слесарем в одной маленькой фирме, где оказался после закрытия Старого Завода, и подошёл к запертой двери хозобслуги. Быстро открыв дверь, прошёл в помещение. Помещение было шикарным: оно было заставлено старыми афишами и баннерами. Узкие окна проходили под потолком. Потихоньку замаскировался в дальнем углу под старым хламом, и, замерев, стал ожидать своего часа. Первый час пролетел хотя и напряжённо, но быстро. Выставка закрывалась в 17 часов. Затем, самое главное, нужно было дождаться позднего вечера и действовать по обстановке. Время тянулось нескончаемо долго. Сначала, просидев в углу три часа практически неподвижно, Григорий уселся на пол, вытянув ноги, которые изрядно затекли. В этом деле ошибки недопустимы. Продремав до одиннадцати часов вечера, эпизодически просыпаясь, начал потихоньку выбираться из своего укрытия. Подойдя к дверям, прислушался – была глубокая тишина. За 15 минут до полуночи он открыл дверь и вышел, предварительно надев на ноги меховые тапочки, которые предусмотрительно захватил с собою из дому. И направился к объекту своих изысканий. Нет, он не был жуликом, просто его сюда никто и не пустил бы, попроси он кого выслушать его просьбу – остаться на ночь у картин. Тихо вышел в общий зал. Прошёл мимо картины «Легенды Сибири. Томск», на переднем плане которой изображён старый храм на фоне реки Томь. В город мимо храма ведёт узкий пуск. Среди деревянных домов, большей частью двух- и трёхэтажных, тоже расположена церковь. Рядом висели картины «Вечер. Промзона» и «Ноябрь в Славино» новокузнецких художников. Григория это приободрило, хотя в темноте родные пейзажи не были видны, но он знал, что они тут, рядом, слева от угла. В здании было тихо, сторожей не было. В гигантском бывшем боксе тяжёлой автомобильной техники местами выхода на улицу были только двери с крыльцом, и, высоко под потолком, оконца, переделанные из бывших вентиляционных отдушек. Потому в этом железобетонном сооружении охрана внутри не требуется, а двери всегда находятся под наблюдением. Но вот и знакомый закуток. Придя на место, Григорий поставил табурет, взятый им в общем зале, в «фокус воздействия», как он считал – посредине между картин и залез на него. Слева был невозмутимый Акутагава, справа русский писатель Гоголь. В помещении было темно, но каким-то чудесным образом картины светились своим, внутренним светом. Справа шёл бледный фосфоресцирующий свет, слева – как от лучей восходящего солнца. – Нужно немного подождать, – подумал искатель Истины и Тайны, глядя на светящийся циферблат ручных часов. До полуночи оставалось 7 минут. По прошествии пяти минут послышались шорохи, показалось, что картины оживают. В полночь явно стали слышны чьи-то приглушённые голоса, как в театре перед спектаклем, когда зал наполняется зрителями. – Всё-таки ты пришёл, – раздался вдруг голос с лёгким южнорусским выговором. – А не боишься последствий своего необдуманного поступка? – продолжал голос справа. – Я хорошо подумал, – спокойно ответил Григорий. – Да и Вы сами прописали, Николай Васильевич, что «козак ничего не должен бояться». – Вот, пан Голова, ей-богу, отдал бы за него свою Оксану, кабы не Вакула, – подал голос новый собеседник. – Да, пан Чуб, – Вакула приходил до нас и ты его уже постегал плетью, – отозвался, видимо, пан Голова. – Что, ты и меня не убоишься? – раздался чей-то дребезжащий, практически старческий голос. – Вот я на тебе покатаюсь! И с этими словами кто-то выпрыгнул-вылетел из картины с Гоголем и его персонажами. В тот же миг этот кто-то не очень тяжёлый, но цепкий, оседлал плечи Григория, свесив свои ноги ему на грудь. – Ну что, полетаем? – воскликнула ведьма. – Эх, жаль, и гвоздя с собою нет. Я б тебя ссадил, да и плюнул тебе на хвост, чтоб загнулась, – подосадовал Григорий. – Так, по крайней мере, рекомендовали киевские бурсаки. – Ха-ха, – продолжала ведьма в образе Панночки, – но Хому Брута я погубила! – Хому жалко, но он сам открыл ворота тьме. В первую ночь табак нюхал в церкви. А «курить – чертям кадить». Потом он пришёл читать над тобою с горилкой, будучи подшофе. А такого вообще делать нельзя! Его исход был предрешён. Ты ж заманила настоящую Панночку на Дальние Озёра и там её утопила. Теперь она русалка, а ты в её облике вредишь людям. – Как бы то ни было, даже без оружия, силою духа, можно одолеть врага, – вдруг промолвил Акутагава. – Испей свою чашу до дна, как испил свою Дзесусу Кирисито! Знай, ты здесь не один! Вдруг слева, из-за плеча Акутагавы раздались тихие, но строгие и твёрдые голоса: «Месть, только месть ей!», – то говорили от Ворот Расёмон онрё, духи погибших людей, приходящие в мир живых для восстановления справедливости. Японский писатель поднял левую руку, давая понять, что он всех услышал. И тут ведьма из молодой Панночки превратилась в старуху, застучала зубами и начала размахивать метлой над головой Григория. Тем временем свободное пространство коридора за спиной искателя Истины и Тайны стало заполняться зрителями, пришедшими на шум. Сюда стали подтягиваться ожившие экспонаты – скульптуры одиночные и групповые, люди и животные, изображённые на картинах и сошедшие с них. В центре расположились вылепленные из шамота шахтёр с супругою, забывшие ради такого дела о своём профессиональном празднике, с которого сюда пожаловали. – Ко мне, упыри, ко мне, вурдалаки! – кликнула ведьма. И, входя в раж, принялась махать метлой направо, словно гребя веслом, стала раскручивать Григория вместе с его табуретом. – Я тебя заверчу до смерти, а моя армия нежити разорвёт тебя на куски! – зловеще и торжественно пообещала она. Её визави начал раскручиваться против часовой стрелки. Чтобы удержать равновесие, он инстинктивно старался глядеть в одну точку, как балерина, выкручивающая пируэт. Вдруг Григорий увидел то, чего не было на картине: слева от Гоголя, за хатами, за холмами что-то блеснуло. Затем появилось какое-то марево, качающееся как молодой лесок, сопровождаемое глухим конским топотом. То было не марево, это качались поднятые вверх пики запорожских казаков, которых вели под хоругвями Тарас Бульба с сыном Остапом. Тарас поднял правую руку – конница остановилась. Ведьма во второй раз кликнула нечистую силу. На картине зашевелилась земля, в тёмном небе показались летящие точки, увеличивающиеся в размерах. – Ренюскэ-сан, объясни, это возможно, чтоб на картинах было то, что не нарисовано? – воззвал в отчаянии Григорий, с трудом ворочая языком от перегрузок, почти как у космонавта, тренирующегося на центрифуге. – Да, это так, – ответил Акутагава с невозмутимостью самурая. – Всё, что написано, располагается за горизонтом видимого, и проявляется в нужное время. Мне для Вас рекомендовал учитель из одного моего рассказа воспользоваться силой Кориолиса, чтобы покинуть вертящийся стул. Но сделать это нужно только по моему сигналу. Понятно? – Я Вас понял, Маэстро! – Ко мне, упыри, ко мне, вурдалаки! – воскликнула ведьма в третий раз. И раздался жуткий шелест перепончатых крыльев, зубовный скрежет, костяной стук копыт и рогов. Вся эта нечисть слетелась и сбежалась к подножию стула, на котором вращался, ускоряясь, Григорий, и тянула к нему «копыта, хоботы кривые, рога и пальцы костяные». Впереди перед ними была река, сзади стояла толпа зрителей, пришедшая со всей Выставки. Молодой чёрт, похитивший месяц, тоже хотел ринуться в эту свалку. Но кузнец Вакула чёрта остановил, ловко обмотав его хвост вокруг наковальни. После чего ударил нечистого три раза молотом – по хвосту, по спине и промеж рожек приговаривая: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа». Чёртик взвыл диким голосом, после чего обмяк, упал, чем смутил своих сородичей. Вдруг на левой картине появился броненосец. На стволе одного из орудий висел над бездной матрос, пытаясь ногами сбить заглушку с его жерла. «Похоже на рассказ «Три окна», – подумал Григорий. – Да, это так, – ответил Акутагава. – Здесь реализуется то, к чему стремились мои герои. Наконец матрос-комендор раскрыл жерло, и, проползя по стволу на палубу, зарядил орудие и прильнул к прицелу. Блеснул огонь, появился дымок над кораблём – выстрел! Бронебойный снаряд прямым попаданием сбил ведьму с Григория. Ему стало легче, он подвинулся ближе к краю круглого сиденья табурета, который продолжал вращаться по инерции и от усилий упырей, помогавших своей командирше. Тут Акутагава, докурив свою папиросу, правой рукой швырнул окурок в гущу нежити. Григорий понял, что это сигнал атаки, и, расставив руки, немного нагнувшись корпусом к краю, отдался во власть силы Кориолиса. Его сорвало со стула, и в полёте он ощутил то, что бывает во сне – изменение хода времени: миг растягивается почти до вечности, год проходит как миг. Летя, Григорий увидел нечто поинтересней картины «Баталии подле Гриббурга», висящей в соседнем зале. Черти, толкаясь, набросились на окурок, стараясь затянуться им. Этим воспользовались японцы: самурай, отображённый на картине, молча отстранив свою жену, шагнул с полотна. За ним сошли разбойник Тадзёмару и слуга-ронин из «Ворот Расёман». Эти трое, обнажив свои катаны, молча продвигались вперёд. В это же время Тарас Бульба простёр свой шестопёр. Казаки, скача на рысях, развернулись в лаву. Вот они, нацелясь на правый фланг и тыл неприятеля, по команде Остапа изготовили пики к бою. «Гайда, гайда!», – разнеслось по залам экспозиции. Нечистая сила опомнилась, заметалась, ища бреши в порядках наступающих. Казаки плотно перекрыли отходы, тесня неприятеля к реке. Нежить устремилась своим левым флангом на самураев. Но тут девочка из рассказа «Мандарины» принялась кидать мандарины из окна вагона поезда не провожающим её братьям, а в гущу упырей и вурдалаков, чем на время отвлекла их. Трое бесстрашных воинов в кимоно безостановочно рубили своими мечами, снося рога и копыта, но силы были не равны. Опасность прорыва с левого фланга была весьма реальна. Немного погодя подоспело подкрепление: самурай, который служил у регента Мотоцунэ и всё мечтал наесться до отвала бататовой каши, привёл 47 легендарных воинов-ронинов из Ако, которые отомстили за своего господина Асано Наганора, но не навоевались. И они закрыли собою брешь, которую заслоняли монах Дзэнти с монахом-странником цепями, снятыми с горящей кареты дочери безумного художника Ёсихидэ. Вдруг раздались звуки походных труб, и со стороны Акутагавы появился марширующий полк пехотинцев императорской армии, узнаваемый по белым гетрам и длинным штыкам винтовок Арисака. Пехота перестроилась в боевой порядок и с кличем «банзай» пошла в атаку на ведьминых слуг. – Акутагава, почему вы, японцы, нам помогаете?! – изумился Григорий. – А ты посмотри на диптих, на который ты летишь, что там написано? – «Харбинское утро 1915 года». – Вот потому и помогаем, что мы были с Россией в это время союзниками. Микадо наш повелитель, а мы его слуги. Все мы выполняем свой долг. Сейчас нам нужно оттеснить неприятеля в реку, не дать ему по мосту перейти с Пристани на Затон. В голове Григория прокрутилась строчка из «Харбинского вальса»: «И Сунгари тихо качала два берега – Пристань, Затон». Подумалось о том, что выходцы из Аида, по Гомеру, боятся острого железа. Очень хотелось окончания всего этого шабаша. Тем временем нечистая сила, у которой были крылья, наподобие, как у летучих мышей, пыталась взлететь. Но сверху их прижимали к полу сошедшие с витрин и полотен Дух верхнего мира, в виде птицы, ангелы и Илия пророк на белом коне, вооружённый копьём. И от теснения этих земной и небесной ратей силы тьмы посыпались в реку, так и не сумев прорваться к железнодорожному мосту. Но кто-то из них крикнул: «Айда вплавь на Затон!» Но попасть на левый берег им было не суждено: на воде появилась какая-то рябь, расходящаяся кругами. Так бывает, если бросить в воду большую горсть мелких камешков. Затем всплесков с кругами по воде добавилось, и довольно густо. Раздались звуки пушечных выстрелов. Невидимые «камешки» стали доставать некоторых из чертей, и те пошли ко дну. «Проклятье!», – взревела нечисть, – «по нам стреляют серебряной шрапнелью!» Оказалось, пока шла битва на суше, по Сунгари из Амура поднялась русская канонерская лодка «Гроза». Она и открыла из всех своих башен заградительный огонь. Подойдя вплотную, канонерка стреляла в упор уже картечью, картузы которой тоже были снаряжены серебряными пулями. Последнее, что увидел в полёте Григорий, это очертания кварталов домов русской архитектуры, как, например, в Москве на Старом Арбате, или на Миллионной улице в Санкт-Петербурге. Успел прочесть вывески: «Charbin», «Торговый домъ Чуринъ», «Грандъ отель». Затем он, подлетев к молодому китайцу на диптихе, ударился о его коромысло и потерял сознание. – Как он – живой? – спросил чей-то тонкий голосок. – Не знаю, – ответил такой же тихий и с присвистом голос. – Но скоро придут люди, и ему может не поздоровиться. От этих голосов и тихого шороха Григорий очнулся. Поглядел на часы, время приближалось к шести утра. Решил прибраться и умыться, пока было время. Потянулся к опрокинутому табурету, из-под него выскочили две мышки. – Вот неуклюжий, чуть не раздавил! – в один голос запричитали мышата. – Но мы на тебя не в обиде, ты вчера так храбро сражался! – Это вы со мною говорите, мыши? – спросил Григорий, – а что была за битва? И мышата ему всё рассказали. Он удивился ночному происшествию, но нисколько не удивился, что понимает мышей и даже с ними разговаривает. Затем он отнёс табурет на место, умылся, причесался и подошёл к скульптурной композиции «Битлз». Недолго думая, встал пятым за скульптурой Джорджа Харрисона и замер в ожидании, когда начнётся рабочее утро. Минут через 30 открылись входные двери, пришли две женщины, проведшие быструю влажную уборку помещений. Никто не обратил на него внимания. Григорий терпеливо ждал, когда заработает сама Выставка. Ближе к открытию пришли смотрительницы зала, деловито и придирчиво проверили экспонаты. Вот, наконец, вошёл первый посетитель. Затем Выставка стала постепенно заполняться людьми. Выждав момент, когда смотрительница залов за стойкой у дверей отвлеклась, Григорий сошёл со своего «поста» и стал потихоньку двигаться вдоль коридора, разглядывая, как впервые, картины и скульптуры. (Окончание следует)

Ответов - 11

Граф О'ман: (Окончание) Выйдя на улицу, искатель Истины и Тайны пошёл к трамвайной остановке. Вдруг он услышал слабый голосок: «Спасите меня, я в речке!» Оглядевшись, не увидел никакой речки, только ручеёк в маленькой сточной канавке, которую он только что перешагнул. Но голосок настойчиво звал его на помощь. Нагнувшись, Григорий увидел серенького котёнка, от роду месяца на два. – Как же тебя угораздило попасть сюда? – спросил он у котёнка. – Нас у мамы пятеро, и когда она переносила нас в новое гнездо, я отстал. Когда стал их искать, то оступился в эту речку, и меня понесло водой. Спаси меня, добрый человек, я тебе пригожусь! – совсем, как в сказке, просил насквозь промокший котёнок. Григорий заботливо обтёр котёнка тапочкой, затем положил его во вторую, сухую, и засунул за пазуху. Теперь он знал, что можно рассказать Сашке и Лии Алексеевне, а так же с кем идти в Рудные Горы, на Кубес.

Ёжкин кот: Ну что ж. Библиотека тут наличествует. Хотя основное действие проводится в музее. Впрочем, мне всегда нравились ожившие герои (в данном случае персонажи картин, даже если они и не были нарисованы автором), действующие в другом произведении. Во всяком случае некоторое размышление о творчестве и Гоголя, и Акутагавы тут есть. Уже хорошо.

Дмитрий Семенов: Интересный кстати рассказ...очень атмосферно и детективно было до середины...до того момента когда Григорий проникает ночью в библиотеку...а дальше просто взрыв мозга! ... война с "мертвяками" в стиле американского кино... Несколько не понятно зачем в начале акцент на братьях...почему котята заговорили... В общем автор развеселился...может гриб какой в салат попался способствующий раскрепощению фантазии? Но в целом достаточно занимательное произведение.Интрига в начале вообще на 10 ку!


Кот Матроскин: Воплощение принципа "начали за здравие, кончили за упокой". Начало и впрямь интриговало, а после начался трэш с религиозным уклоном . Смешались в кучу черти, самураи... и мыши с кошками . Рассказ оставляет в недоумении.

Дмитрий Семенов: ИМХО Автор видимо решил добавить "чертовщинки Гоголя" и пересолил,переперчил... Гоголь в таких количествах был лишний...

Елена: Так, даже не знаю наверчено, накручено. Споры всякие приведены. Добрый совет - коли не хватает художественности, стоит подумать о форме эссе, статьи сопоставительной и проч.

ТатьянаП: Гоголя я люблю и неплохо знаю его творчество. А вот с творчеством Акутагавы знакома мало, поэтому, возможно, не слишком поняла задумку автора. Читать рассказ мне было сложновато, и не только из-за недостатка моих знаний, но и из-за языка, над которым, как мне кажется, автору нужно работать (как и всем нам, пишущим:). Примеры: "И, проходя по одному из залов, где-то уже на втором часу осмотра его внимание привлекло большое полотно." - речевая ошибка. "В просторных залах расположились экспозиции различных направлений: картины, скульптуры, вышивки, прочие поделки – одиночные и групповые, миниатюры и абстракционистские". Картины и скульптуры, конечно, можно назвать и поделками. Но не нужно:). Да и вся фраза требует доработки. Теме конкурса рассказ соответствует, сюжет есть, и, думаю, рассказ найдет своих читателей и почитателей.

УЧИЛКА: Тяжёлый язык. Спутанный сюжет. Смешались в кучу кони, люди... Такая интересная история - и так не интересно написана. Мне искренне жаль - я люблю истории.

Дербулов: Рассказ, может быть, и читается кому-то тяжеловато, как, например, Диккенс или Достоевский. Но тут, самое главное, не упустить нить логики, перевитую, казалось бы, нагромождением мистики. Например, Старшой (ДС?) пишет: "ИМХО Автор видимо решил добавить "чертовщинки Гоголя" и пересолил,переперчил... Гоголь в таких количествах был лишний..." Но Гоголь не лишний, как не лишний Акутагава: оба этих писателя суть несущая конструкция повествования. А сама посылка рассказа, видимо, в диалоге братьев - о смысле фантастических произведений. Отсюда и выводы, кто как понял.

ДЕРСУ: Гоголь тут довольно причём... если кто видел портрет его в одноимённой библиотеке города N... Подозреваю, что с этого портрета и зародился замысел рассказа.

Библиофил: ДЕРСУ пишет: "Гоголь тут довольно причём... если кто видел портрет его в одноимённой библиотеке города N... Подозреваю, что с этого портрета и зародился замысел рассказа". Но Автор пишет, что началось всё с портрета Акутагавы. Портрет Гоголя "нарисовался" попозже. Эх, познакомиться бы с этим автором!



полная версия страницы